«Политика одиночества»: демаскулинизируя нарративы российского суверенитизма
Данный исследовательский проект анализирует то, как российский политический дискурс связывает маскулинность/фемининность с макро- и микроуровнями одиночества для легитимации определенной модели маскулинной «политики одиночества», лежащей в основе гендерного национализма. Под «политикой одиночества» мы будем понимать формы политизации человеческого одиночества, а точнее экзистенциальной «тревоги одиночества», в целях легитимации определенной коллективной идентичности и сохранения ее онтологической безопасности.
Научная проблема. Современный российский суверенитизм и гендерный национализм могут в значительной степени легитимизироваться и поддерживаться через замалчиваемую маскулинность и «тревожное маскулинное одиночество»; их влияние может быть выявлено с помощью более системного анализа внутренних, внешних и транснациональных аспектов российской политики и политического дискурса.
В основе моего проекта лежит следующий исследовательский вопрос: почему и в какой степени понятия «маскулинности» и «тревоги одиночества» (“loneliness anxiety”) способствуют объяснению легитимации российского суверенитизма и гендерного национализма во внутренней и внешней политике. В данном исследовании речь не идет об обнаружении монокаузальной (единой) причинно-следственной связи. Постановка вопроса предполагает, что, помимо маскулинности и тревоги за свое одиночество могут существовать и другие факторы, способствующие объяснению легитимации российского националистического суверенитизма. Однако я сосредоточусь на цели исследования: рассмотреть идеологический дискурс суверенитизма и национализма как инструмент управления «тревожным мужским одиночеством» в современном российском обществе.
При такой постановке вопроса не только утверждается, что государства могут говорить «от имени» своего народа, пока их дискурс о суверенитизме прямо или косвенно апеллирует к национальной «тревоге одиночества». Более того, в таких обществах, как Россия, где традиционно доминирует «мужской взгляд» на политику, эксплуатация конформной тревоги людей по поводу своего возможного одиночества в глобализующемся мире может приводить к тому, что идеология суверенитизма может по сути становится скрытой маскулинной структурой, поддерживающей и организующей под себя чувство онтологической небезопасности нации.
Мой проект начинается с 1) изложения психологических исследований одиночества, а затем перетекает в 2) выяснение того, как это связано с политической теорией и международными отношениями. 3) Я объясню связь между «одиночеством» и «националистическим суверенитизмом» – политической идеологией, направленной на сохранение политической независимости нации или цивилизации. Далее я 4) обосную выбор России в качестве кейса и объясняю, почему демаскулинизация нарративов российского суверенитизма невозможна без анализа часто замалчиваемого измерения «гендерного национализма» в рамках российской «политики одиночества». Наконец, я сопоставляю российский суверенитизм с горизонтальными и транснациональными практиками управления одиночеством среди «глобальных русских», тем самым демаскулинизируя первый.
Применение результатов исследования. Результаты проекта и он-лайн исследования будут представлены на сайте http://odinochestva.net/. Сайт будет использоваться для развития будущей лаборатории Politics of Loneliness & Solitude Lab. Среди основных целей можно выделить четыре:
1) демаркация в политической теории феноменов конформистского «тревожного одиночества» и самодостаточного «творческого одиночества» (известным в экзистенциальной психологии как «existential loneliness» vs «solitude»);
2) дальнейшая эмпирическая деконструкция политики вертикальных, националистических и маскулинных структур «политики одиночества» с позиций феминизма и транснационализма;
3) разработка эпистемологии и методологии анализа «политики одиночества», например, для изучения одиночества как политической эмоции через его визуальные репрезентации (уличные плакаты, кинематограф, ментальные карты и т.д.);
4) практическая разработка философской и политической антропологии самоактуализации личности (Абрахам Маслоу) с привлечением транскультурного диалога и трансцендентального «живого знания» (Семен Франк).
Таким образом, Politics of Loneliness & Solitude Lab призвана вместить в себя междисциплинарную исследовательскую программу исследования «политики одиночества» на стыке экзистенциализма, феминизма и визуальной антропологии.
Научная проблема. Современный российский суверенитизм и гендерный национализм могут в значительной степени легитимизироваться и поддерживаться через замалчиваемую маскулинность и «тревожное маскулинное одиночество»; их влияние может быть выявлено с помощью более системного анализа внутренних, внешних и транснациональных аспектов российской политики и политического дискурса.
В основе моего проекта лежит следующий исследовательский вопрос: почему и в какой степени понятия «маскулинности» и «тревоги одиночества» (“loneliness anxiety”) способствуют объяснению легитимации российского суверенитизма и гендерного национализма во внутренней и внешней политике. В данном исследовании речь не идет об обнаружении монокаузальной (единой) причинно-следственной связи. Постановка вопроса предполагает, что, помимо маскулинности и тревоги за свое одиночество могут существовать и другие факторы, способствующие объяснению легитимации российского националистического суверенитизма. Однако я сосредоточусь на цели исследования: рассмотреть идеологический дискурс суверенитизма и национализма как инструмент управления «тревожным мужским одиночеством» в современном российском обществе.
При такой постановке вопроса не только утверждается, что государства могут говорить «от имени» своего народа, пока их дискурс о суверенитизме прямо или косвенно апеллирует к национальной «тревоге одиночества». Более того, в таких обществах, как Россия, где традиционно доминирует «мужской взгляд» на политику, эксплуатация конформной тревоги людей по поводу своего возможного одиночества в глобализующемся мире может приводить к тому, что идеология суверенитизма может по сути становится скрытой маскулинной структурой, поддерживающей и организующей под себя чувство онтологической небезопасности нации.
Мой проект начинается с 1) изложения психологических исследований одиночества, а затем перетекает в 2) выяснение того, как это связано с политической теорией и международными отношениями. 3) Я объясню связь между «одиночеством» и «националистическим суверенитизмом» – политической идеологией, направленной на сохранение политической независимости нации или цивилизации. Далее я 4) обосную выбор России в качестве кейса и объясняю, почему демаскулинизация нарративов российского суверенитизма невозможна без анализа часто замалчиваемого измерения «гендерного национализма» в рамках российской «политики одиночества». Наконец, я сопоставляю российский суверенитизм с горизонтальными и транснациональными практиками управления одиночеством среди «глобальных русских», тем самым демаскулинизируя первый.
Применение результатов исследования. Результаты проекта и он-лайн исследования будут представлены на сайте http://odinochestva.net/. Сайт будет использоваться для развития будущей лаборатории Politics of Loneliness & Solitude Lab. Среди основных целей можно выделить четыре:
1) демаркация в политической теории феноменов конформистского «тревожного одиночества» и самодостаточного «творческого одиночества» (известным в экзистенциальной психологии как «existential loneliness» vs «solitude»);
2) дальнейшая эмпирическая деконструкция политики вертикальных, националистических и маскулинных структур «политики одиночества» с позиций феминизма и транснационализма;
3) разработка эпистемологии и методологии анализа «политики одиночества», например, для изучения одиночества как политической эмоции через его визуальные репрезентации (уличные плакаты, кинематограф, ментальные карты и т.д.);
4) практическая разработка философской и политической антропологии самоактуализации личности (Абрахам Маслоу) с привлечением транскультурного диалога и трансцендентального «живого знания» (Семен Франк).
Таким образом, Politics of Loneliness & Solitude Lab призвана вместить в себя междисциплинарную исследовательскую программу исследования «политики одиночества» на стыке экзистенциализма, феминизма и визуальной антропологии.
Подробнее об этом см., например:
- Akopov Sergei. ‘When women speak phallocentric positionalities: biopolitics of feminine loneliness in Russian cinemascape,’ Visual Anthropology (forthcoming, 2023). DOI: 10.1080/08949468.2023.2208480.
- Vera Ageeva & Sergei Akopov. 2022. ‘Global Russians’: A Case Study of Transnational Actors in World Politics, Europe-Asia Studies, 74:8, 1325-1349.
- Akopov, Sergei. 2021. Sovereignty as ‘organized loneliness’: an existential approach to the sovereigntism of Russian ‘state-civilization’, Journal of Political Ideologies, October 25. DOI: 10.1080/13569317.2021.1990560
- Акопов, С. В. Общественный идеал: «онтологическая безопасность» и «политика одиночества». Человек, т. 32 (4): 5-26, 2021.
- Akopov, Sergei. 2021. ‘Sovereignty’ and ‘Intervention’ Metaphors of Russia’s Loneliness in a Global World, in: Envisioning the World: Mapping and Making the Global. Ed. by M. Albert, S. Holtgreve, K. Preuß. Bielefeld: Transcript Verlag, 145-164.
- Akopov, Sergei. 2020. Russia’s ‘fortresses of solitude’: Social imaginaries of loneliness after the fall of the USSR. Social Science Information. Vol. 59. No. 2, 288-309.
Данный исследовательский проект анализирует то, как российский политический дискурс связывает маскулинность/фемининность с макро- и микроуровнями одиночества для легитимации определенной модели маскулинной «политики одиночества», лежащей в основе гендерного национализма. Под «политикой одиночества» мы будем понимать формы политизации человеческого одиночества, а точнее экзистенциальной «тревоги одиночества», в целях легитимации определенной коллективной идентичности и сохранения ее онтологической безопасности.
Научная проблема. Современный российский суверенитизм и гендерный национализм могут в значительной степени легитимизироваться и поддерживаться через замалчиваемую маскулинность и «тревожное маскулинное одиночество»; их влияние может быть выявлено с помощью более системного анализа внутренних, внешних и транснациональных аспектов российской политики и политического дискурса.
В основе моего проекта лежит следующий исследовательский вопрос: почему и в какой степени понятия «маскулинности» и «тревоги одиночества» (“loneliness anxiety”) способствуют объяснению легитимации российского суверенитизма и гендерного национализма во внутренней и внешней политике. В данном исследовании речь не идет об обнаружении монокаузальной (единой) причинно-следственной связи. Постановка вопроса предполагает, что, помимо маскулинности и тревоги за свое одиночество могут существовать и другие факторы, способствующие объяснению легитимации российского националистического суверенитизма. Однако я сосредоточусь на цели исследования: рассмотреть идеологический дискурс суверенитизма и национализма как инструмент управления «тревожным мужским одиночеством» в современном российском обществе.
При такой постановке вопроса не только утверждается, что государства могут говорить «от имени» своего народа, пока их дискурс о суверенитизме прямо или косвенно апеллирует к национальной «тревоге одиночества». Более того, в таких обществах, как Россия, где традиционно доминирует «мужской взгляд» на политику, эксплуатация конформной тревоги людей по поводу своего возможного одиночества в глобализующемся мире может приводить к тому, что идеология суверенитизма может по сути становится скрытой маскулинной структурой, поддерживающей и организующей под себя чувство онтологической небезопасности нации.
Мой проект начинается с 1) изложения психологических исследований одиночества, а затем перетекает в 2) выяснение того, как это связано с политической теорией и международными отношениями. 3) Я объясню связь между «одиночеством» и «националистическим суверенитизмом» – политической идеологией, направленной на сохранение политической независимости нации или цивилизации. Далее я 4) обосную выбор России в качестве кейса и объясняю, почему демаскулинизация нарративов российского суверенитизма невозможна без анализа часто замалчиваемого измерения «гендерного национализма» в рамках российской «политики одиночества». Наконец, я сопоставляю российский суверенитизм с горизонтальными и транснациональными практиками управления одиночеством среди «глобальных русских», тем самым демаскулинизируя первый.
Применение результатов исследования. Результаты проекта и он-лайн исследования будут представлены на сайте http://odinochestva.net/. Сайт будет использоваться для развития будущей лаборатории Politics of Loneliness & Solitude Lab. Среди основных целей можно выделить четыре:
1) демаркация в политической теории феноменов конформистского «тревожного одиночества» и самодостаточного «творческого одиночества» (известным в экзистенциальной психологии как «existential loneliness» vs «solitude»);
2) дальнейшая эмпирическая деконструкция политики вертикальных, националистических и маскулинных структур «политики одиночества» с позиций феминизма и транснационализма;
3) разработка эпистемологии и методологии анализа «политики одиночества», например, для изучения одиночества как политической эмоции через его визуальные репрезентации (уличные плакаты, кинематограф, ментальные карты и т.д.);
4) практическая разработка философской и политической антропологии самоактуализации личности (Абрахам Маслоу) с привлечением транскультурного диалога и трансцендентального «живого знания» (Семен Франк).
Таким образом, Politics of Loneliness & Solitude Lab призвана вместить в себя междисциплинарную исследовательскую программу исследования «политики одиночества» на стыке экзистенциализма, феминизма и визуальной антропологии.
Научная проблема. Современный российский суверенитизм и гендерный национализм могут в значительной степени легитимизироваться и поддерживаться через замалчиваемую маскулинность и «тревожное маскулинное одиночество»; их влияние может быть выявлено с помощью более системного анализа внутренних, внешних и транснациональных аспектов российской политики и политического дискурса.
В основе моего проекта лежит следующий исследовательский вопрос: почему и в какой степени понятия «маскулинности» и «тревоги одиночества» (“loneliness anxiety”) способствуют объяснению легитимации российского суверенитизма и гендерного национализма во внутренней и внешней политике. В данном исследовании речь не идет об обнаружении монокаузальной (единой) причинно-следственной связи. Постановка вопроса предполагает, что, помимо маскулинности и тревоги за свое одиночество могут существовать и другие факторы, способствующие объяснению легитимации российского националистического суверенитизма. Однако я сосредоточусь на цели исследования: рассмотреть идеологический дискурс суверенитизма и национализма как инструмент управления «тревожным мужским одиночеством» в современном российском обществе.
При такой постановке вопроса не только утверждается, что государства могут говорить «от имени» своего народа, пока их дискурс о суверенитизме прямо или косвенно апеллирует к национальной «тревоге одиночества». Более того, в таких обществах, как Россия, где традиционно доминирует «мужской взгляд» на политику, эксплуатация конформной тревоги людей по поводу своего возможного одиночества в глобализующемся мире может приводить к тому, что идеология суверенитизма может по сути становится скрытой маскулинной структурой, поддерживающей и организующей под себя чувство онтологической небезопасности нации.
Мой проект начинается с 1) изложения психологических исследований одиночества, а затем перетекает в 2) выяснение того, как это связано с политической теорией и международными отношениями. 3) Я объясню связь между «одиночеством» и «националистическим суверенитизмом» – политической идеологией, направленной на сохранение политической независимости нации или цивилизации. Далее я 4) обосную выбор России в качестве кейса и объясняю, почему демаскулинизация нарративов российского суверенитизма невозможна без анализа часто замалчиваемого измерения «гендерного национализма» в рамках российской «политики одиночества». Наконец, я сопоставляю российский суверенитизм с горизонтальными и транснациональными практиками управления одиночеством среди «глобальных русских», тем самым демаскулинизируя первый.
Применение результатов исследования. Результаты проекта и он-лайн исследования будут представлены на сайте http://odinochestva.net/. Сайт будет использоваться для развития будущей лаборатории Politics of Loneliness & Solitude Lab. Среди основных целей можно выделить четыре:
1) демаркация в политической теории феноменов конформистского «тревожного одиночества» и самодостаточного «творческого одиночества» (известным в экзистенциальной психологии как «existential loneliness» vs «solitude»);
2) дальнейшая эмпирическая деконструкция политики вертикальных, националистических и маскулинных структур «политики одиночества» с позиций феминизма и транснационализма;
3) разработка эпистемологии и методологии анализа «политики одиночества», например, для изучения одиночества как политической эмоции через его визуальные репрезентации (уличные плакаты, кинематограф, ментальные карты и т.д.);
4) практическая разработка философской и политической антропологии самоактуализации личности (Абрахам Маслоу) с привлечением транскультурного диалога и трансцендентального «живого знания» (Семен Франк).
Таким образом, Politics of Loneliness & Solitude Lab призвана вместить в себя междисциплинарную исследовательскую программу исследования «политики одиночества» на стыке экзистенциализма, феминизма и визуальной антропологии.
Подробнее об этом см., например:
- Akopov Sergei. ‘When women speak phallocentric positionalities: biopolitics of feminine loneliness in Russian cinemascape,’ Visual Anthropology (forthcoming, 2023). DOI: 10.1080/08949468.2023.2208480.
- Vera Ageeva & Sergei Akopov. 2022. ‘Global Russians’: A Case Study of Transnational Actors in World Politics, Europe-Asia Studies, 74:8, 1325-1349.
- Akopov, Sergei. 2021. Sovereignty as ‘organized loneliness’: an existential approach to the sovereigntism of Russian ‘state-civilization’, Journal of Political Ideologies, October 25. DOI: 10.1080/13569317.2021.1990560
- Акопов, С. В. Общественный идеал: «онтологическая безопасность» и «политика одиночества». Человек, т. 32 (4): 5-26, 2021.
- Akopov, Sergei. 2021. ‘Sovereignty’ and ‘Intervention’ Metaphors of Russia’s Loneliness in a Global World, in: Envisioning the World: Mapping and Making the Global. Ed. by M. Albert, S. Holtgreve, K. Preuß. Bielefeld: Transcript Verlag, 145-164.
- Akopov, Sergei. 2020. Russia’s ‘fortresses of solitude’: Social imaginaries of loneliness after the fall of the USSR. Social Science Information. Vol. 59. No. 2, 288-309.