Памяти Алексея Навального

Герцен, писал, что «История нашей литературы — это или мартиролог, или реестр каторги», - и заканчивает словами Писания: «Горе народам, которые побивают камнями своих пророков!» Про 20 век мы говорим непрерывно, и еще не начинали настоящее поминовение всех жертв. Это кровавое колесо.

Но загадка состоит только в одном, как в этом обезвоженном античеловеческом пространстве рождаются люди подобные Навальному. И дело не только в его героическом сопротивлении людоедской власти, в его отчаянно-веселом героизме, дело в настоящем человеческом достоинстве, которое веками убивали на просторах моей несчастной родины. Для этого и нужна была тюрьма, каторга и война. В нем было великое достоинство рыцаря. Дон-Кихота и Ланцелота.

Те, кто так лелеет свою отстраненность от злобы дня, пусть посмеиваются: тоже мне Пушкин… И все же именно эта строчка приходит снова и снова на память после известия о его смерти. А еще и другое «пушкинское»: в этой России начала XXI века, куда нас отправила судьба, Навальный был «наше всё» - для политической, шире, для общественной жизни. Он был большим, сильным, красивым, смелым человеком, без которого земля пустеет. Один уважаемый мною философ признался мне как-то, что у Навального «неприятная манера говорить»… Что ж, мы слышали этот «неприятный» голос последние 15 лет, ходили на митинги, чтобы услышать его, он был нашей поддержкой и нашей надеждой, и нет другого голоса, который нам всем так хотелось бы сейчас снова услышать, из какой бы позорной – а ныне все более почетной – судебной клетки он ни звучал, как голос Навального…

Наверное, всем из нас есть многое что сказать о нем в эти дни – так, как мы говорим о близких и любимых людях. Даже если мы никогда не видели его вживую. И все же в эти дни должен звучать не только голос любви, но и голос гнева. О гневе говорил лет десять назад Удальцов, стоя рядом с Навальным в центре Москвы. Многие стояли рядом с ним в разное время, сменяя друг друга, и все же вышло так, что Навальный оставался один на виду, даже когда его спрятали от нас под семью замками и загоняли все дальше за Полярный круг.

И снова приходят строки Лермонтова:

Да, «всё молчи!» - таково безоговорочное требование стоящих жадною толпой на очень разном, но, разумеется, всегда безопасном для трона удалении от него. Что ж, молчать мы не сможем, но попробуем послушать, что раздается от вас. А вы уже запели на свой омерзительно циничный лад, которым двадцать лет отравляете и развращаете Россию, «кому выгодно?». Не вам выгодно, конечно не вам. Если что-то плохое происходит в России, оно не вам выгодно. Значит добро и зло вы на самом деле еще как-то различаете, сколько бы ни пытались за последние годы выдавать одно за другое. Видимо, и в условиях СВО рука Запада продолжает добираться всюду, в том числе и до колонии в Ямало-Ненецком округе. И надо продолжать огораживать себя от всего, что только существует на свете, искать скрытых агентов влияния и просто агентов. Может быть, вы до безумного конца будете продолжать бороться за суверенную Россию, в которую не просочится ни один биохимический комар. Это будет ваша прекрасная Россия будущего, больше заслуживающая имя «концлагерь», где бдительные псиновцы будут как зеницу ока стеречь нового Навального, чтобы до него не добралась коварная рука Запада. А он будет, новый Навальный, пусть и не такой, как Алексей. Последние годы вы только тем и заняты, что куете его, сколь бы мало подходящим ни казался поначалу материал.

Мы знаем: до конца вы бороться не будете. Вы сбежите с корабля российской истории при первом же его крене, который покажется вам опасным. Но Алексей Навальный останется на этом корабле навсегда.

В одном из своих писем из тюрьмы в феврале 2024 года Алексей Навальный написал:

Таким я запомню Навального навсегда: несломленного, улыбающегося, надеющегося и вселяющего надежду на то, что маловероятно, будь то полярное сияние в условиях ШИЗО, или светлая Россия будущего.

Он был человеком, и поэтому говорить сегодня о том, что errare humanum est, лишено смысла. Но ровно по той же причине, восхищение и удивление перед всем, что он сделал и выдержал за свои 47 лет, что было ему одному под силу – безгранично. Хотя понять смысл того, что он сделал и пережил – смогут только те, кто сам пытался сделать что-либо не для себя, а для других и для кого мотивом выступала любовь к ближнему, к своей стране и обществу, а не карьера, деньги или слава. Те, кто понимает, каких титанических личных и коллективных усилий стоит сдвинуть Левиафана хотя бы на один миллиметр в сторону лучшего устройства общества.

Думаю, многие из нас осуществляли когда-либо мысленные эксперименты такого рода: что, если бы я жила в «тёмные времена», как бы я себя проявила, кем бы стала? Помогла бы я спрятаться еврейской семье или выдала бы прячущихся? Принесла бы я умирающим от голода еду под страхом увольнения, тюрьмы, общественного порицания? Тёмные времена застали и наши поколения, и за последние годы стало ясно и без книг Ханны Арендт или экспериментов Милгрэма и Зимбардо, почему стали возможны все ужасы ХХ века, как и ужасы любого другого века. Потому что сердце Данко стремительно догорает, а нас ждёт всё тот же старый тёмный мир, в котором мы всегда ждём героизма от других, но не от себя. Мы всегда хотим, чтобы другие отдали свою жизнь, чтобы они не стали ужасными фашистами, чтобы не испугались, не расчеловечились. А себя мы всё время выносим за скобки своей аналитики, себя мы бережём, себе находим тысячу оправданий… Мы молчим, потому что у нас дети, потому что «семья – это всё». Мы бездействуем, потому что боимся увольнения или даже просто кривых взглядов и насмешек. Но самое мерзкое то, что при этом мы ещё умудряемся критиковать тех, кто что-то делает, кто рискует малым или очень многим, а не ждёт чего-то от других. «Что я могу сделать?» Действительно, разве я могу что-то сделать, чтобы назавтра мир стал другим? А если нужно вкалывать 30-40 лет в правозащитной организации, чтобы в итоге выиграть дела и отстоять права нескольких десятков человек, или добиваться возведения мемориалов политических репрессий в паре десятков городов, или не переставать бороться, чтобы однажды появился закон о домашнем насилии – то это не для нас. Пусть другие жертвуют своё время и жизни, а мы их под руку покритикуем лучше.

Навальный был редким человеком. Потому что, когда я провожу вот эти мыслительные эксперименты, то насчёт себя я во многих из них не уверена, но я точно знаю, кем бы был и кем бы не был Навальный при Сталине, при Гитлере, при несправедливом начальнике, в эксперименте Милгрэма и при ком угодно ещё – он был бы небезразличным, честным, удивительно смелым, достойным уважения и восхищения Человеком, который, вероятнее всего, проживал бы во всех своих версиях себя не очень длинную, но очень осмысленную и значимую жизнь.

Алексей прожил жизнь не зря. Memento mori и о том, что всех нас похоронят в одном с Навальным веке, но немногие из нас смогут оставить такой же светлый след в душах сотен тысяч, а может и миллионов, озарить надеждой столько человеческих сердец и уверенно войти в историю ХХI века как символ борьбы с тьмой на стороне света.

Спасибо, Алексей. Вечная память.

В 2013 году Алексей Навальный баллотировался на пост мэра Москвы. Меня пригласили в его избирательный штаб проанализировать предвыборные программы всех кандидатов и на основе этого анализа подготовить вопросы для дебатов. Программу Навального я читал как критик и задавал по ней неудобные вопросы, которые теоретически могли бы задать (но, конечно, не задали) его оппоненты. И мы придумывали заранее, как на них отвечать. К программам других кандидатов мы готовили только вопросы.

Надо сказать, что спорных мест, к которым можно было бы задать неудобные вопросы, в программе Навального было больше, чем у других. Именно потому, что она была наиболее конкретной. Все остальные кандидаты были за всё хорошее и против всего плохого.

После этого я несколько лет занимался фактологической проверкой для расследований ФБК. Мы не раз виделись с Навальным – обычно это были короткие деловые разговоры. Он никогда не вёл себя как начальник или звезда, и в общении с нами всегда был готов слушать, прислушивался к тому, что мы говорили. И готов был изменить свою точку зрения.

Пару раз я встречался с ним на корпоративных вечерах, где он вел себя, как все остальные. Смущался, когда не понимал шуток, извинялся, когда задел кого-то рядом.

И этого человека вчера убили. Обычного парня, который любил свою жену и своих детей; который спрашивал, что почитать; который смотрел сериалы, как все; который удивлялся, обижался и ошибался. И хотя я не был ему другом, мне бесконечно грустно, что Алексея Навального больше нет.

А вот его героический, в прямом словарном значении слова, пример убить невозможно. Алексей Навальный много лет до самого последнего своего дня утверждал и показывал на весь мир, что прекрасное будущее ценнее его свободы и его жизни. Он волшебным образом вдохновлял нас на действия даже из колонии. И этого вдохновения с лихвой хватит на то, чтобы мы это прекрасное будущее создали. Let’s do it.